Старший из Юрьевичей так и не накинул плаща, оставшись лишь в поддоспешнике – крытом малиновым атласом, часто простеганном ромбиками и украшенном в нескольких местах, на груди и на подоле, янтарными ромашками в золотой оправе. Хотя после глотка из братчины прошло уже изрядно времени, выглядел он все равно разгоряченным, словно бы после скачки, и дышал часто и тяжело.

Не дождавшись ответа, Василий поспешил добавить:

– Медлить нельзя, батюшка! Московские полки мы скорее разогнали, нежели разгромили. Припасов и оружия лишили, по лесам рассеяли, однако крови, почитай, не пролили вовсе. Вернутся они по домам, мечи да копья из кладовок повытаскивают, щиты новые сошьют, крупу, да солонину из амбаров на телеги покидают и к Васильевой коляде[12] снова окажутся готовыми к походу. Той же силой, а то ведь еще и более исполчат! Наступать надобно прямо сейчас, отец, пока они в раздрае и остановить нас не в силах! Как лед на Волге встанет, так сразу и выступать. Полкам же правобережным хорошо бы местом сбора сразу Нижний Новгород назначить.

– Куда ты так спешишь, сын мой? – слабо пожал плечами властитель Галича. – Утро вечера мудренее. Выпейте, подкрепитесь. Отоспитесь хорошенько в тепле, на перинах мягких. А там подумаем.

– Некогда спать, отец! – покачал головой Василий Юрьевич. – Мы победили, и надобно собрать плоды сего успеха!

– Разве тебе мало полных амбаров, табунов лошадей и добытой славы? – откинулся на спинку кресла князь Юрий Дмитриевич. – Столь великой добычи, каковую вы привезли в Галич, мы не видели уже много лет!

– Да плевать на эти железки! – Княжич рубанул рукою воздух, едва не расплескав весь квас. – Мы можем забрать Суздаль, Владимир, Шую, Клин! Можем взять Москву! Надобно просто поспешить! Дойти быстрее, нежели они успеют восстановить свои силы!

– Далась тебе эта Москва? – устало поморщился Юрий Дмитриевич. – Грязный вонючий городишко в окружении глинистых грядок. Наш Галич куда красивее. И воздух здесь сладкий, и озеро под стенами, и леса округ густые, дичью полны. Земли же еще богаче. Зачем?

– Потому что там московский стол! – Василий поднес ковш к губам и залпом выпил больше половины кваса. – И потому, что они не дают нам покоя! Зачем ты вернул племяннику столицу?! Ведь московский стол твой – по закону и справедливости!

– Опомнись, отрок, с отцом говоришь! – повысил голос князь. – Отдал, значит, так надобно!

– Нет, правда, отец! – Оказалось, что оба Дмитрия тоже приблизились к креслу, стоя за спинкой. – Зачем ты отдал Москву литовскому отродью?!

– Замолчите все! – гневно ударил ладонями по подлокотникам властитель Галича, Рузы, Звенигорода и Вятки и вскочил с места.

Над столом мгновенно повисла мертвая тишина. Дружинники, собравшиеся на победный пир, замолчали, повернули головы к своему князю, ожидая его приказов.

Юрий Дмитриевич скользнул взглядом по встревоженным лицам воинов, по ковшам и блюдам перед ними, по полупустой уже братчине, к которой подступали теперь не сотники, а десятники и простые витязи, и потому интерес зрителей к сему действу изрядно угас, по расставленным тут и там бочонкам с квасом и медом…

Правитель втянул носом воздух, провел ладонью по окладистой седой бороде и заставил себя улыбнуться:

– Долой пустые споры! Ныне мы собрались веселиться, гулять и праздновать! Сын мой старший крепость руки своей и характера показал, и младшие ему в честь столь же достойными ратниками оказались! – Повернувшись, князь по очереди обнял каждого из своих сыновей, снова опустился в кресло и обратился к дружине: – Ныне за них пить станем и токмо их славить! Дела же все пустые забудем, дабы ум наш попусту не тяготили! – и уже намного тише, только для сыновей, добавил: – Великая победа, великое веселье. Семь дней чтобы я ни о каких новых походах ничего не слышал! Через неделю, дети мои, как восторг общий уляжется, тогда и поговорим. Через неделю – и ни днем ранее! Сегодня же чтобы я вас больше не замечал! Сегодня дружина наша пир победный гуляет!

16 ноября 1433 года. Нижний Новгород, Татарские ворота

Князь Василий Ярославович, властитель Серпуховской и первый московский воевода, стоял на высоком обрыве под крепостной стеной и задумчиво смотрел на черные волны широкой реки, медленно текущей на юг.

Выглядел великокняжеский воевода не самым лучшим образом: грязный и драный плащ, короткие замызганные волосы, заляпанные глиной шаровары, заправленные в столь же неопрятные сапоги. Князь Василий за минувшие дни так и не поменял одежду, в которой три дня пробирался через лес, ночуя у костра на лапнике, утоляя жажду из луж и обедая опаленной над огнем полусырой кониной. Он принял сие добровольное унижение в качестве наказания за разгром на берегу Куси. Позорный разгром крохотной кучкой галичан огромной московской армии…

Надо сказать, московские бояре держались иного мнения. Они называли князя Серпуховского спасителем государя, храбрецом, умелым воеводой, не растерявшимся в миг великой опасности. И да – его начали уважать даже куда более опытные воины, князья и бояре. Каковые в случившейся сече, так уж сложилось, чего только и смогли – так это ноги свои успешно унести. А он, первый воевода, в жаркой кровавой схватке спас государю жизнь…

Но теперь все осталось далеко позади. Погони не случилось. Галичане не стали преследовать разгромленную московскую армию. Отступившие полки благополучно переправились через реку, и воевода распустил их отдыхать по домам и вотчинам.

Великий князь Василий Васильевич не получил в сражении ни единой царапины и вроде как даже не испугался. А прихваченная у берегов первым ледком Волга обещала вскорости стать непроходимым препятствием на пути возможного врага. Морозы явственно подступали, обещая со дня на день накрыть воду прочной ледяной коркой. Слишком прочной, чтобы прорываться через нее на стругах или ладьях – но все еще неспособной выдержать ни человека, ни лошади. От ледостава до налаживания первых переправ пройдет никак не меньше месяца. Если галичане желали продолжить войну – они явственно опоздали.

Словно бы в подтверждение мыслей воеводы в воздухе медленно закружились крупные рыхлые снежинки. Они падали на жухлую траву, на землю, налипали на ветви деревьев, на заборы и стены домов – и таять явственно не собирались. Зима решительно объявляла о своей власти над этим миром. Она тоже побеждала…

– Что же это за проклятие на мне такое? – пробормотал юный воевода. – Никогда не отступал, не трусил, всегда первым в битву бросался! За решительность и умение ратное хвалят меня все, ни единый боярин ни в чем не попрекнул! Отчего же я тогда все свои сражения проигрываю? Что ни схватка, завсегда под конскими копытами заканчиваю! За что же мне такое наказание?